gohr7

Помещение, предназначеное для игры, напоминало обычный школьный класс или небольшую студенческую аудиторию, только без окон. Двухместные столы-парты были расположены в три ряда, по пять в каждом. На преподавательском месте стоял шахматный столик с уже расставленной начальной позицией и электронными шахматными часами. Эта же позиция и показания часов повторялись на огромном светящемся экране, заменявшем классную доску. Возле экрана стояли два небольших стола, один – для судей, второй – для журналистов-наблюдателей. Ещё один стол представлял собой импровизированный буфет, заставленный тарелками с бутербродами и бутылками с прохладительными напитками. Спиртного среди них не наблюдалось – и на том спасибо!

Народу в помещении было не слишком много. Десять человек зрителей, сидевших вразброс за партами, три судьи, два журналиста и молоденькая японочка возле бара, приводившая в боевую готовность кофеварку и микроволновую печь.

«Так и промается, бедняжка, целый день на ногах», – пожалел её Саша, заметив, что стула для девушки не предусмотрено.

Ихара произнёс несколько вступительных слов и представил Ракитина присутствующим. Двое мужчин, занимавшие одну из первых парт и являющиеся, как успел шепнуть гид, денежными мешками, финансирующими создание транспьютера, обменялись с Сашей рукопожатиями. Потом слово взял главный судья. Он изложил условия проведения игры и правила поведения для присутствующих.

На первые сорок ходов шахматной партии отводилось пять часов – ровно по два с половиной для каждой из сторон. Доигрывание, если в нём возникнет необходимость, должно состояться на следующий день в такое же время. В помещении не разрешалось фотографировать, пользоваться магнитофонами, говорить по телефону, но можно было свободно входить и выходить. Уровень шума не должен превышать предельно допустимого. Для его определения главный судья включил стоящий на судейском столике аппарат, который негромко запел на разные голоса, и вопросительно взглянул на Ракитина. Саша кивнул в знак согласия.

Следующим пунктом регламента была жеребьёвка. Главный судья вынул из кармана горсть монет. Ракитин взял одну и указал на ней сторону, которая должна обозначать для него белый цвет фигур. Затем ему предложили выбрать среди присутствующих того, кто будет кидать монетку. Этого не имели права делать судьи, сам Ракитин, двое бизнесменов, оплачивающих проект, и почему-то – Ихара. Выбор Саши пал на буфетчицу. Девушка, словно того и ожидала, уверенно взяла монетку и ловко закрутила её в воздухе, так что та упала в самый центр судейского стола. Ракитину достались белые.

Два других судьи и оба журналиста внимательно следили за всей процедурой жеребьёвки. В отношениях между журналистами Ракитин не заметил какой-либо враждебности, хотя они и представляли, как предполагалось, конкурирующие издательства. Зато бизнесмены время от времени бросали на них хмурые взгляды.

Наконец, все подготовительные мероприятия были выполнены. Воцарилась полная тишина. Главный судья степенно подошёл к шахматному столику, окинул присутствующих непроницаемо-торжественным взглядом, на секунду замер и, резко выбросив руку вперёд, вдавил кнопку шахматных часов. Шахматная партия между самым мощным в мире компьютером и человеком – Александром Ивановичем Ракитиным, преодолевшим ради неё многие тысячи километров, – началась.

* * *

Строго говоря, началась не сама партия, а отсчёт отведённого для неё времени. Фигуры на доске по прежнему оставались в первоначальной позиции, и только на индикаторе времени белой стороны побежали цифры. Второй индикатор, относящийся к компьютеру, показывал неизменные два часа тридцать минут ноль-ноль секунд.

Ракитин неподвижно сидел за шахматным столиком и внимательно вглядывался в начальную расстановку фигур, как будто видел её впервые. Он ждал, когда в голове опять что-то щёлкнет, и родится нужный, правильный для данной позиции ход, как это было уже не раз при решении задач и этюдов, а также на первом и втором отборочных этапах. Но бежали секунды, шли минуты, однако ничего не происходило. Зрители начали проявлять нетерпение, перешёптываться, делали это всё громче и громче. На судейском столе запел приборчик. Шум несколько поутих, но постепенно снова стал усиливаться. Один из бизнесменов шелестел газетой, второй какое-то время сидел молча, но потом недоумённо пожал плечами, поднялся с места и, разминая на ходу сигарету, вышел в коридор. Ихара развалился на задней парте полуприкрыв глаза – то ли дремал, то ли впал в привычное для японцев состояние самосозерцания. Судьи замерли каменными изваяниями, и казалось, могли провести так всю свою жизнь. Но нет. Главный судья вдруг встрепенулся и подошёл к столу.

– Господин Ракитин, почему вы не начинаете? Прошло уже сорок минут. Если вы сейчас же не сделаете ход, мы прекратим игру и засчитаем вам поражение.

– Вы ничего не прекратите и не засчитаете, – глухо сказал Саша. – Присуждения выведены из условий матча. Я проиграю только в двух случаях: если получу мат, или просрочу время. Так что потерпите. Чтобы вас всех успокоить, скажу, что я всегда так играю. Первый ход, как самый важный, требует самого долгого обдумывания.

– Но вы могли заготовить его заранее!

– Значит, не заготовил. Отойдите и больше мне не мешайте.

Прошло ещё двадцать минут. Теперь уже не выдержала буфетчица. Она подошла к Ракитину, держа в руке высокий стакан с каким-то напитком, и чуть слышно мяукнула.

Саша поднял глаза, увидел девушку, стакан – и вдруг ощутил сильнейший голод. Схватив второй стул, он стремительно подошёл к столу-бару и, ни на кого не обращая внимания, стал закидывать в себя бутерброд за бутербродом, запивая их первыми попавшимися под руку соками – водами из одной бутылки, второй, третьей... Послышались удивлённые возгласы, смешки. Музыкальный приборчик запел снова, но на него уже не обращали внимания ни зрители, ни судьи.

«Что со мной? – недоумевал Ракитин. – Почему нет хода? Ведь до сих пор не было ни одного сбоя, ни одной ошибки! Неужели это всё из-за психолога и его дурацкого анализатора мозговой активности? Называется, подготовил к умственной нагрузке, снял напряжение! Шахматное чутьё он у меня ликвидировал! А что я без него? Полный ноль! Как Юрка, босс. Так он хоть сюда не лезет!»

Саша вернулся на своё место и сел, обхватив голову руками.

«Раньше как было? – продолжал он сокрушаться. – Секунда – ход есть! Если позиция сложная, то минута, две, пусть даже пять! А сейчас прошёл уже час, позиция простая... Простая? Почему это начальную позицию я считаю простой? Да она же как раз самая сложная! Настолько сложная, что мне просто не хватит времени на первый ход! Значит, нужно начинать играть самому, не используя своё чутьё, которое неизвестно куда подевалось! А как играть? Да обыкновенно, как прежде, как играл до встречи в парке, до Шульги!»

Саша взял ферзевую пешку, решительно поставил её на две клетки вперёд и нажал на часы. Изменение позиции немедленно отразилось на экране. Снова наступила тишина. Индикатор Ракитина замер, показывая один час двадцать пять минут и какие-то там секунды. Но теперь включился счётчик времени компьютера. Через секунду на экране появился ответный ход: чёрная пешка подпёрла Сашину. Главный судья подошёл к столу, переставил пешку и снова запустил часы белых.

Второй ход Ракитина определил начало партии, как ферзевый гамбит. Саша выбрал его не столько потому, что очень уж любил этот дебют, сколько из-за того, что ничего другого просто не знал. Всё, что он помнил из теории, ограничивалось первыми тремя – четырьмя ходами, и только в изучении ферзевого гамбита он продвинулся дальше. Дальше, но ненамного. К восьмому ходу, когда оказалось, что компьютер разыгрывает меранский вариант, Сашины познания были полностью исчерпаны. Как ходить? Куда увести слона от кровожадной чёрной пешки? Снова потянулись минуты. Пять... десять... пятнадцать... Среди зрителей возобновилось шевеление, шум.

«Думай... Думай же! – уговаривал себя Ракитин. – Нет, не думай – вспоминай! Остался один час... уже меньше...

Что это?! Щелчок! Ну, наконец-то! Самому съесть эту пешку! Но не слоном – конём! А слоном съесть вторую. Вот так! Вот так так... остался без фигуры! А что теперь? Пешку, самую первую, ещё на одну клетку вперёд! Отодвинуть короля... Ферзя на край доски...»

И снова тишина – нет хода. Осталось двадцать пять минут, сделано семнадцать ходов. Компьютер на всё затратил только три с половиной минуты, почти не думает. Для него партия, по существу, ещё не началась. Какая у него, всё-таки, мощная дебютная библиотека!

Позиция Ракитина на доске выглядела удручающе. Нехватало фигуры, двух пешек, армия противника заняла весь центр и разворачивалась для решающего штурма. Саша почти перестал что-либо понимать и передвигал фигуры чисто автоматически.

Щелчок – ход – ответ... Щелчок – ход – ответ... Компьютер вычисляет очередной ход за считанные секунды. Щелчок – ход...

«Что за ход? Не может быть! Жертвовать ладью? Отдать за пешку? А ну-ка, ещё раз...»

Щелчок – отдать ладью!

«Нет!»

Щелчок – отдать ладью!

«Ладно, отдать – так отдать. На, подавись!»

Впервые компьютер задумался на двадцать восьмом ходу. До этого его индикатор отсчитал всего тринадцать минут, а сейчас он размышлял почти десять. Зато Сашины «щелчки» стали происходить всё чаще и чаще. Но у компьютера оставалось в запасе ещё более двух часов, тогда как Ракитин уже явно находился в цейтноте. Двенадцать ходов, включая сороковой, зачётный, когда партия может быть отложена, он должен сделать всего за восемь минут.

Ответ – щелчок – ход... Тридцатый. Ответ – щелчок – ход... Тридцать первый. Ход... Ход... Компьютер на каждый свой ответ тратит уже по пятнадцать минут... по двадцать...

Ход... Тридцать шестой. Остаётся пятьдесят секунд.

«Ну же, скорее!»

Ход...

«Жертва ферзя? Какой ужас!»

Но терзаться уже некогда.

Ход... Тридцать восьмой...

Девятый...

Две секунды!

Сороковой!

«Успел!

Партия будет отложена!

Отложена?

Нет! Не будет!

Потому что нечего откладывать!

Потому что она... закончена!

Мат!!

Компьютер получил мат!!!»

* * *

Ракитин тяжело откинулся на спинку стула и обхватил руками затылок. Буфетчица смотрела на него и улыбалась.

«Хоть одно хорошее дело сделал – усадил человека», – похвалил себя Саша, глядя на сидящую девушку и вспоминая, как в начале игры она, томясь от ожидания и переминаясь с ноги на ногу, сначала коснулась принесённого им стула рукой, отдёрнула её, потом взялась за него снова, одной, двумя руками, слегка опёрлась, больше, больше, испуганно посмотрела по сторонам и, убедившись, что никто не видит, тихонько опустилась, готовая вскочить в любую секунду. По мере того как события на шахматной доске принимали всё более драматический характер, и до неё уже наверняка никому не было дела, девушка смелела и теперь сидела совершенно безбоязнено, не думая о том, что нарушает какую-то очень строгую инструкцию.

Судьи за своим столом провели короткое совещание, после чего главный вышел на середину и тем же невозмутимо-торжественным голосом объявил результат встречи:

– Шахматная партия закончилась в отведённое для неё время матом чёрному королю на сороковом ходу. Победа единогласно присуждается гроссмейстеру из России господину Ракитину Александру Ивановичу.

Произнеся последние слова, судья немного развёл руками, как бы давая понять, что лично его такой исход никак не устраивает, но ничего не поделаешь...

«Повысили! – отметил про себя Саша. – Как говорится, из грязи в князи: был простым любителем – и вдруг стал гроссмейстером! А всё-таки, не обошлись без присуждения, хотя и поставили на голосование очевидный факт. Да уж ладно! Наверно, по-другому они просто не могут».

Раздались аплодисменты, но они быстро пошли на убыль и вскоре прекратились. Ракитин только сейчас обнаружил, что в помещении полно народу. Люди заполнили все свободные места, сидели на столах, толпились в дверях и в проходах между партами, выглядывали друг у друга из-за спины и вставали на цыпочки, чтобы лучше видеть.

– Чёрт знает что!

Зритель, сидевший впереди других и пришедший, по-видимому, гораздо позже, ибо вначале Ракитин его не видел, вдруг стукнул по столу кулаком, вскочил с места и повернулся к толпе.

– Чему радуетесь?! Тому, что с треском провалили порученную вам работу? Вас собирали по одному как самых лучших специалистов, создали идеальные условия, дали хорошую зарплату! Вы создавали транспьютер почти два года, угрохали на него столько средств! И что в результате? Пшик! Полное фиаско! Так на что вы годитесь? Вывозить мусор и подметать улицы! Вот этим отныне и занимайтесь! Завтре же все будете уволены!! Сегодня!!!

Разъярившийся начальник метал громы и молнии, и перепуганные сотрудники посчитали за благо поскорее убраться с глаз, так что к концу его тирады в помещении почти никого из них не осталось.

– А вы тоже хороши! – разогнав зрителей, он напустился на бизнесменов. – Кто мне говорил, что дело абсолютно надёжное, никакого риска?! Экс-чемпион мира, видите ли, проиграл вашему хвалёному ящику, набитому проволокой! Правительство обещало выкупить его за полмиллиарда долларов, если в течение двух лет он никому не проиграет, сделать национальной гордостью! И вдруг за месяц до срока появляется никому не известный субъект – пьяница, обжора и развратник, без роду и племени, из отсталой, скотской России – и разбивает вашу «национальную гордость» в пух и прах, чтобы на полученные за этот подвиг деньги нажраться как свинья и со своими вечно пьяными согражданами обсасывать в подробностях, как он посрамил самую лучшую в мире нацию! Кто мне теперь восполнит...

Договорить он не успел. Ракитин вздохнул, поднялся со стула, не спеша подошёл к оратору и аккуратно взял его одной рукой за ворот пиджака, другой – сзади за брюки, после чего без видимых усилий перевернул вниз головой и, удерживая на весу, перехватил за щиколотки. Присутствующие, разинув рты от изумления, наблюдали за происходящим. Японец и в подвешенном состоянии продолжал изрыгать угрозы и проклятия, поэтому Саша стал его встряхивать – сперва легонько, потом всё больше увеличивая амплитуду. В результате, на пол посыпались ключи, монеты, визитные и кредитные карточки и разная другая мелочь. Тряска возымела действие: вопли постепенно прекратились. Саша выждал ещё полминуты, после чего, посчитав, что скандалист уже достаточно успокоился и навряд ли захочет повторения эксперимента, так же аккуратно поставил его на ноги. Японец грузно опустился на стул, поскольку ноги его держали плохо, злобно взглянул на Ракитина, однако снова открыть рот не решился. Девушка бросилась собирать с пола рассыпавшееся имущество. Японец рассовал его по карманам, что-то зашипел и быстрым шагом, хотя и заметно прихрамывая, устремился к выходу. Неизвестно когда и откуда появившийся в дверях босс Юрка посторонился, уступая ему дорогу.

– Я уж думал, Сашо, ты будешь тюкать его головой об пол, чтобы поставить мозги на место, – заговорил он нежным голосом отбойного молотка. – Но ты, видимо, посчитал, что достаточно просто перевернуть его вверх тормашками.

Босс поздоровался за руку с двумя бизнесменами. Вид у него, как заметил Ракитин, был немного озабоченный.

– Если хочешь, можешь подать на него в суд, – добавил Юрка, – за оскорбление чести и национального достоинства. У нас с этим строго, так что ты наверняка выиграешь дело.

– Выкрутится! – возразил ему бизнесмен, который выходил курить. – Он всегда выкручивается. Заявит, например, что не ожидал от иностранца знания японского языка. К тому же, это будет правда. Но попробовать, конечно, можно.

– А ну его, неврастеника! – отмахнулся Ракитин. – Не за тем я сюда приехал. Хватит того, что он уже получил. Да и не так уж велика его вина, тем более что понять его можно.

– Это, конечно, верно, но проигрывать тоже нужно с достоинством.

– Что-то вы слишком быстро сдались, – упрекнул коллегу бизнесмен, читавший во время игры газету. – Лично я не согласен с решением судей и буду его оспаривать.

– Для этого нужно иметь веские основания, – подал голос главный судья. – Они у вас есть?

– И даже не одно! Вот первое. Ракитин... Простите. Господин Ракитин в конце партии находился в глубочайшем цейтноте и сделал сороковой, зачётный ход всего за две секунды до контроля времени. А теперь, господин судья, прикиньте суммарное время с момента появления хода транспьютера на экране до переключения вами шахматных часов. Пока вы сорок раз кряхтя поднимались со стула и ковыляли к шахматному столу, противник уже мог думать над своим ходом. Но за счёт транспьютера! Будь вы пошустрее, он наверняка просрочил бы время и, таким образом, проиграл!

– Ничего я не кряхтел и не ковылял, – обиделся судья. – Двигался как обычно на любых других соревнованиях. А носиться как угорелый, прыгать как кузнечик – не стану. Не тот возраст, а главное – не та ситуация. Если для вас это так важно, наймите вместо меня футбольного судью, им бегать не привыкать.

– Тогда следующий вопрос. Почему в течение партии шахматист не вёл записи ходов, как регламентируется правилами ФИДЕ? Этим он также сэкономил себе уйму времени!

– Упомянутое вами правило имеет не обязательный, а лишь рекомендательный характер...

– Обязательный!

– Пожалуйста, не спорьте! Я знаю лучше. Если не верите мне, спросите у моих коллег, остальных судей. Запись партии не является необходимой хотя бы потому, что могут быть шахматисты, которым трудно или невозможно её вести, например, из-за физического недостатка, травмы. Кроме того, транспьютер ведь тоже её не вёл!

– В отношение транспьютера мне и вовсе ничего не понятно. Как это так: два года он играл и у всех выигрывал, а тут вдруг раз – и проиграл? И кому! Извините, господин Ракитин, я не хочу вас обидеть, но как мне известно, вы не гроссмейстер и даже не мастер, а просто любитель, дилетант! Тем не менее, умудрились обставить противника, которому три раза кряду проиграл бывший чемпион мира! Значит, наверняка испортилась программа, или был какой-нибудь сбой. В таком случае результат нужно аннулировать, а партию повторить.

– Это ещё нужно доказать! – не сдавался судья. – А если даже и так, то причём здесь шахматист? У него тоже могла, скажем, болеть голова, но разве вы стали бы принимать это во внимание? Партия состоялась, и её результата не изменить, как бы вы того ни хотели.

– Посмотрим... – бизнесмен угрюмо взглянул на судью. – Кстати говоря, а почему я вынужден вступать с вами в полемику, вместо того чтобы просто поручить вам самому найти выход из положения? Мы платим вам немалые деньги, стало быть, вы обязаны работать на нас. Вот и работайте!

Ракитин невольно посмотрел в сторону Ихары. Подтверждалось то, о чём он говорил ему вчера вечером. Однако гид сидел на своём прежнем месте с таким видом, будто всё происходящее не имело к нему ни малейшего отношения.

– Вы, конечно, можете заставить нас не засчитать результат, – глухо произнёс главный судья, – но когда правительство узнает о таком «судействе», оно, будьте уверены, сразу откажется от своих обещаний.

– Не узнает! Все, кому мы платим, должны молчать. Шахматист получит свои полмиллиона, даже больше, и тоже не будет заинтересован афишировать свой успех.

– Но пресса...

– К чёрту прессу! Почему они вообще здесь оказались? Ваша работа? Спасибо! – накинулся бизнесмен на Юрку. – Кто вам дал право приглашать их без согласия Правления? В общем, так. Никакой информации о сегодняшней игре не давать! Иначе мы разгоним, раздавим все эти паршивые газетёнки! Хотя, нет... Пусть будет статья. Я сам её напишу. Гонорара не нужно. Наоборот! Газеты получат за её публикацию столько, сколько им до этого и не снилось!

* * *

Ты, Сашо, молодец! – похвалил Ракитина босс, когда они вдвоём пришли к нему в кабинет. – Оправдал мои надежды! Я за тебя болел.

– Спасибо, Юрка! А они что, и в самом деле могут аннулировать результат?

– Не беспокойся, свои деньги ты получишь. Осьминог не такой дурак, чтобы ставить на карту полмиллиарда долларов! И правдивый отчёт о сегодняшней игре появится в газетах, и даже запись партии будет опубликована. Правительству важен общий итог матча, следовательно, для них ещё не всё потеряно. Но уж для того чтобы ты больше ни разу не выиграл, они сделают всё возможное. Так что готовься!

– Зачем же ему тогда понадобилось нападать на главного судью, на журналистов?

– Осьминог – не тот, а другой. Которого ты взвешивал. Он очень умный, хитрый. А ещё – цепкий и скользкий, потому и получил своё прозвище. Именно он решает здесь все вопросы.

– Вот как! А я думал – ты!

– Номинально, Сашо, только номинально! Решает тот, у кого деньги. Я хоть и считаюсь боссом, но по сути – такой же наёмный работник, как и другие, как сегодняшние судьи, например. Должен выполнять все их приказы.

– И ты, значит, продался!

– Обижаешь, Сашо! – Юрка не упустил возможности немедленно надуться. – Если я увижу, что не могу выполнять свои обязанности честно – сразу уйду. Да они сами меня тогда выгонят. Вместе с твоим тренером Ихарой. Ведь это я его привёл.

– Ихара – мой тренер? – удивился Ракитин. – Я думал – просто гид! Для решения, так сказать, бытовых вопросов.

– Гид и переводчик – тоже, но главное – тренер и секундант. Который полагается каждому приехавшему на матч с компьютером. Ихара ведь квалифицированный шахматист, почти гроссмейстер. Получил своё звание ещё у вас, в Москве. К тому же, он порядочный человек, я его уважаю. Очень жаль, что с ним так получилось... Но он сам виноват!

– Что получилось?

– А то, что Ихара изложил твои вчерашние фокусы в докладной, и прежде чем отдать её мне, показал Осьминогу. Вот откуда у него такое мнение о тебе. Но про то, что ты знаешь японский язык, Ихара тогда ещё не ведал и, разумеется, не написал. На этом Осьминог сегодня и попался. Через час начнётся заседание Правления, Ихаре на нём крепко достанется – не позавидуешь! Ты, Сашо, больше так не шути! Мы, японцы, подобного юмора не понимаем.

– Да и у нас он не слишком приветствуется, – пробормотал Ракитин, вспомнив свою ударную работу по уничтожению дорогих спиртных напитков.

«Горный хрусталь»:

Глава 7